Послесловие
Там, где светит твоя звезда...
[ Оглавление
II тома ]
[ Стихи ] [ Предисловие ] [ Олег Бахтияров ] [ Виктор Бойко ] [ Михаил Ельцин ] [ Александр Воронов ] [ Александр Марьяненко ] [ Александр Губин ] [ Андрей Минченков ] [ Послесловие ]
“...И как повернуть туда,
Где светит твоя звезда?
Ты выбираешь раз и навсегда...
Перекресток семи дорог – вот и я.
Перекресток семи дорог – жизнь моя...”
(из песни А.Макаревича) |
Декабрь 2000 г.
Ну вот, подходит к завершению
второй том. Теперь можно, так сказать, “о
времени и о себе”... Как я уже писал в
предисловии, путешествие в мир Российской
Саньясы привело к существенной
структурной перестройке личности автора.
То, что происходило и происходит со мной
– вопрос и личный и не совсем. Те вопросы
и переживания, с которыми встречался я,
наверное актуальны для многих, поэтому я
позволю себе небольшое автоинтервью...
С момента выхода первого тома у
меня завязалась достаточно обширная
переписка с читателями. Что меня удивляет,
так это то, как читатели воспринимают меня
самого. Доходит подчас до диаметрально
противоположных и даже смешных точек
зрения: кто-то считает меня просветленным
Учителем, кто-то – шарлатаном и жуликом,
некоторые сектантом... Но те люди, с
которыми у нас устанавливается живая
переписка, надеюсь отходят от этих
крайностей и видят просто человека. Как
пел Остап Бендер: “Я не разбойник и не
Апостол, и для меня на свете все не так уж
просто...”. Все действительно непросто,
особенно сейчас, когда подходит к
завершению и второй том “Хроников” и
очень большой этап моей собственной жизни.
Пока трудно однозначно сказать,
решу ли я вернуться к теме “Российской
Саньясы” в будущем, но сейчас мне
кажется, что выражено все, что хотелось. На
мой взгляд, несмотря на то, что многие
интересные явления Российской Саньясы
остались так сказать за кадром, идея,
воплощенная в двух томах, выглядит на
данном этапе логически завершенной и
цельной. Хотя, какие-то отдаленные проекты
по продолжению темы иногда грезятся. Но,
для продолжения работы нужно созреть,
стать самому новым...
Итак, второй том я хочу
закончить небольшим рассказом о себе.
Конечно же, чего греха таить, с элементами
саморекламы, – ну, а почему бы и нет? По
крайней мере, постараюсь быть честным и
непредвзятым.
Для меня самого (а даст Бог – и
для кого-то из читателей) будет полезно
сделать пересмотр того, что было связано с
внутренней работой, с практикой, с
поисками Истины. Это позволит честно
взглянуть на ситуацию и поставить себя на
то место, где я нахожусь, а не где хотелось
бы себя видеть, или где хотелось бы меня
видеть читателю...
Началось у меня все, как и у
большинства персонажей этой книги с
детства. Пожалуй, одно из первых
сознательных воспоминаний детства
связано с осознанным сновидением. У многих
детей, осознанное сновидение - отнюдь не
редкое явление, хотя, вырастая,
большинство забывает об этом. А у меня, где-то
в возрасте трех лет стали очень часто
случаться сны, в которых я просыпался
внутри сна и начинал понимать, что я сплю.
Длилась такая ситуация достаточно долго: с
трех до пяти лет я очень часто попадал в
осознанное сновидение, потом это стало
случаться все реже, хотя лет до двенадцати
отдельные случаи происходили. Это потом
уже, занимаясь практикой внутренней
работы, годам к двадцати пяти – тридцати
я стал сознательно обращаться к теме
осознанного сновидения и, иногда что-то
получалось, – некоторые эпизоды я
описал в первом томе “Хроников”. Так
вот, если вернуться к периоду трех –
пяти лет, то именно тогда впервые
проявились два мотива, которые и стали
движущей силой для внутренней работы. Это
были, на первый взгляд, совершенно
противоположные мотивы: страх и интерес.
Страх перед Неизвестным и благоговейный,
трепетный интерес к Неизвестному. Эти два
состояния сопровождали меня очень долго,
можно сказать, до сих пор. Интерес
направлял меня к Неизвестному самым
непосредственным образом. Но, чем больше я
входил в Неизвестное, тем сильнее
становился страх. Страх, в свою очередь,
послужил толчком для внутренней работы
опосредованно - превратившись в проблему.
Я стал искать пути избавления от страха
или преодоления его, что привело к
необходимости заниматься различными
психотехниками, анализом своей личности.
Через это я пришел к психологии.
Возвратимся к трехлетнему
возрасту. Я стал просыпаться внутри сна. И
мир, в который я попадал, был другим:
загадочным и непривычным. Сейчас трудно
вспомнить, что там конкретно происходило,
но ощущение загадочности я помню точно.
Мне становилось очень любопытно, как это я
только что заснул в своей комнате и вдруг
попал в незнакомое место. Я начинал щупать
себя и не чувствовал тела. Это было
подозрительно. Но рядом не было родителей
и меня охватывало одиночество, ощущение
того, что я потерялся и панический страх,
что я так и не вернусь обратно к маме и папе.
После нескольких таких просыпаний внутри
сна я придумал “технологию”, которая
позволяла мне убегать из такого
осознанного сна и реально просыпаться
дома в своей кроватке. “Технология”
эта была нехитрой и состояла в усилении
страха до предела, что и приводило к
реальному пробуждению. А использовал я для
этого образ злого людоеда. Как раз в тот
период мне читали сказку про людоеда. Так
что, когда я попадал в осознанное
сновидение и понимал, что я проснулся в
другом мире, я кричал: “Съешь меня –
людоед!” Тут же прибегал людоед, хватал
меня и я просыпался или переходил в другой
сон. Убедившись за несколько раз, что “технология”
работает, я чуть осмелел и стал потихоньку
осматриваться в том новом мире сна, где я
стал себя осознавать. Я знал, что в любой
нужный момент позову людоеда и, так как тот
был безотказен, я вернусь домой к
родителям. И так было если не каждую ночь,
то, по крайней мере, очень и очень часто.
Позже, лет в шесть – восемь, когда
подобные просыпания во сне изредка
случались, я уже, конечно, не прибегал к
помощи людоедов, тем более, что чем старше
я становился, тем короче были моменты
осознания себя спящим и пугаться я не
успевал.
Следующий фрагмент, который
всплывает в памяти, тоже относится к
возрасту трех – четырех лет. Дело было
летом в Репино. Как то я с дедушкой шел к
морю и по улице проехала очень интересная
машина: с разными шлангами, ведрами,
приспособлениями какими-то. Я спросил, кто
это поехал. Дед ответил, что это
ассенизатор. Естественно, у меня, как у
юного любителя техники появилась
навязчивая мечта стать ассенизатором,
когда я вырасту. О чем я всем и говорил
тогда. Взрослые удивлялись. А я вот вырос и
эту самую мечту в метафорической форме
осуществляю... Детской мечте я остался
верен...
Среди воспоминаний раннего
детства – частые эпизоды связанные с
небом. Я очень любил смотреть на небо, и
почти растворялся в нем. И всякий раз,
когда растворение вот-вот должно было
произойти, я опять таки пугался исчезнуть
в нем и даже упасть в небо. То есть,
возникало совершенно отчетливое ощущение,
что все переворачивается вверх ногами и я
вот-вот буквально упаду в небо. Я хватался
за траву, вскакивал на ноги и пугался. Это
опять проявление двух ведущих
противоречивых мотивов – страха и
захватывающего интереса... Опять “хочу и
боюсь”. Дальше вокруг этого “хочу и
боюсь” складывались самые
разнообразные сюжеты. Вот, например, такой.
Я очень рано научился читать. А дома у нас
была хорошая библиотека, в том числе с
большим количеством старых огромных томов,
энциклопедий, специальной литературы –
научно-технической и медицинской... Так вот,
кроме сказок и детских книжек повадился я
в шесть лет читать энциклопедию. И
особенно меня интересовали почему-то
древние греки. Помню, был период, когда я
выискивал именно их, читал о них и
наполнялся каким-то чувством, которое
сейчас можно обозначить, как нечто
мистическое, сюрреалистичное, манящее и
пугающее. Я читал про Гераклита, Демокрита,
Пифагора, а они были изображены не в виде
портретов, как, например, знаменитые
деятели более поздних эпох, а в виде
скульптурных бюстов с пустыми глазницами,
- от них веяло какой-то магией времени,
древности, вечности. Тем более, что и в
статьях про них говорилось о взглядах на
устройство мира, пространства, времени...
Это влекло, как что-то грандиозное и
непостижимое, но одновременно и страшило.
Через эти вещи я впервые стал
задумываться об устройстве мира в самом
широком смысле, стал пытаться проникнуть в
такие категории, как Время, Вечность,
Смерть... Сейчас я могу сказать, что это
были стихийные попытки медитативно войти
в эти категории. Я очень часто, буквально
по несколько раз на дню делал попытки
постигнуть, охватить эти невероятные
понятия. Я не мог успокоиться, - так сильно
волновали меня эти темы. И, опять же, каждый
раз, через несколько минут сосредоточения
на этих вещах, меня охватывало ощущение
чего-то столь грандиозного, чего-то такого,
что мое сознание никак не могло вместить и
возникал острый, леденящий страх, - я
покрывался холодным потом. Тем не менее, я
снова и снова возвращался к попыткам
осознать эти категории и вместить их в
себя, хоть это так и не удавалось...
Особенно сильный интерес и
страх вызывала тема смерти. Помню эпизод,
когда я впервые понял, что когда-нибудь
умру и еще не осознавая глубины этого
понимания – мне было четыре года, -
забрался под стол и долго горько и
безнадежно плакал...
В тот же период впервые возникли
вопросы и попытки понять, что такое “я”.
Что это за “я”, где оно размещается,
как это так вообще – “я”? Почему
именно я родился и вот сейчас живу? Я не в
смысле что - Владик или там тело мое, а что-то
неназываемое, неуловимое...
Все эти вопросы: о времени, о
смерти, о бесконечности, о “я”, были и
остаются для меня ключевыми до сих пор.
Ключевыми и открытыми, хотя ежедневно, - в
детстве стихийно, а сейчас сознательно я
стараюсь проникнуть в их природу, - не
построить теорию, а именно проникнуть в
самую суть, в глубину чувственного
постижения. Это являлось и является и
источником страха и, одновременно,
источником благоговейного трепета перед
Неведомым, желания его постичь.
И так уж получилось, что страх
привлек меня к познанию себя через
психологию и психотерапию, а интерес и
благоговейный трепет – к мистическому
пути познания.
Страх, который был поначалу
абстрактным и возникал только в моменты
размышлений над понятиями бесконечности и
смерти, воплотился в одиннадцать лет в
сильное невротическое состояние. Стали
возникать необъяснимые ощущения в теле,
которых я панически боялся. Началось с
банального сердцебиения, а потом возникли
совершенно неописуемые состояния и
ощущения. Первый такой невротический
период был у меня с одиннадцати до
двенадцати лет, а второй, более мощный, уже
с семнадцати до двадцати трех. И вот, с
семнадцати лет начал я изучать и
теоретически, и практически психологию и
психотерапию. Сначала с чисто
прагматической целью – избавиться от
мучавших психофизических состояний. Потом
уже подключился исследовательский
интерес. Опять же, я прочитал все, что мог
достать по психологии и психотерапии, - а
это происходило в самом начале
восьмидесятых, и книг было не так уж много.
Уже тогда просачивались какие-то
перепечатки по отдельным йогическим
техникам, которыми я постепенно начал
заниматься, сначала эпизодически, а потом
регулярно. Года четыре я занимался по
какой-то перепечатке, где излагались идеи
нидра-йоги, то есть методике релаксации и
погружения в образные миры на грани сна и
бодрствования. За время этих занятий я
научился достаточно хорошо расслабляться,
концентрировать внимание на предлагаемых
в программке специальных образах, типа
звездного неба, огня, природных ландшафтов,
некоторых архетипических символах...
Хорошо также получалось свободное
путешествие сознания по мирам спонтанно
возникающих образов на грани сна и яви.
Даже сейчас мне не всегда удается то
качество просоночного состояния, которое
выработалось в юные годы.
Начиная с семнадцати лет я
погрузился в мир подпольной советской
психологии, куда просочился психоанализ и
другие иноземные направления. Наиболее
ярких людей из этого периода я описал в
главе “О тех, кто не знают, что они маги”
первого тома “Хроников”. Дела мои
постепенно шли на поправку, но психология,
психотерапия, философия, восточные учения
и занятия йогой уже всецело завладели мною.
Параллельно рос интерес к
устройству мира. Если вначале я поступил в
институт точной механики и оптики на
специальность “оптико-электронные
приборы”, то на третьем курсе перевелся
на кафедру квантовой электроники и очень
всерьез занялся физикой. Причем,
интересовали меня не прикладные задачи, а
глобальные: теория элементарных частиц,
квантовые поля, физический вакуум,
астрофизика и космология, теория хаоса и
самоорганизующихся систем... Основной
направляющей силой являлся интерес к
устройству мира, но и не только он: энергии
прибавляли тщеславные помыслы – я
мечтал построить единую теорию мироздания
и получить Нобелевскую премию. Верил в
возможность этого на полном серьезе.
Огромное количество книг и статей
поглощал я по этим вопросам. Презрев
личную жизнь, я каждый день с утра и до
позднего вечера, включая выходные, сидел
то в институте, то в Публичной библиотеке...
Превратился в какого-то фаната... Амбиции
возрастали и возрастали, - еще будучи
студентом я стал ездить на всевозможные
научные конференции, завел знакомства с
ведущими учеными Питера и Москвы, нагло
предлагая господам профессорам и
академикам написать совместные статьи...
Вообще тщеславие и амбиции, не один раз
играли в моей жизни (как это часто
происходит с самоуверенными дерзкими
юношами) малоприятные шутки...
Я неверно сказал, что все дни
напролет занимался физикой. Столь же
значительное время поглощала психология,
причем не только теоретическая, но и
практическая. Я ходил на множество групп:
психотерапевтических, личностного роста,
посещал семинары по новым для России
направлениям психологии, которые к концу
восьмидесятых стали проходить все чаще и
чаще, были какие-то лекции, кружки,
приезжали психотерапевты из Франции,
Англии, Германии и Штатов...
Потом была группа С.В., о которой
я писал в первом томе “Хроников”. Эта
группа привела к резкому смещению
акцентов в мировоззрении. Резко забросив
написание диссертации по физике,
продолжая появляться на работе в
институте лишь формально раз в неделю (а я
считался теоретиком и мог себе позволить
такой режим, так что был разоблачен только
через полтора года), я сделал выбор в
сторону занятий психологией, йогой и
собственно своей жизнью... Невротические
явления постепенно прекратились и я начал
наслаждаться жизнью и уже систематически
работать над собой. Свободного времени
было предостаточно. Почти каждый день
проявлялись какие-то возможности и
открытия в себе, в изучении все новых и
новых областей психологии, появлялось
множество интересных знакомств. Я не смел
еще мечтать, что буду психологом, но изучал
предмет все более серьезно. Периодически я
ходил все в ту же Публичку, но читал теперь
уже не физическую литературу, а
англоязычные журналы по современным видам
психологии и психотерапии. Пытался даже
переводить для себя “Психологию и
Алхимию” Юнга, так как был увлечен
идеями коллективного бессознательного. За
всем этим стояли попытки все глубже и
тщательнее разобраться в жизни. Те методы,
приемы и упражнения, о которых я узнавал
через литературу или на семинарах, я тут же
применял к себе, а также и к некоторым
знакомым, которые стали обращаться ко мне,
как к психологу, хотя образования я еще не
имел.
Все более необычным становился
мой режим дня: году к восемьдесят девятому
я дошел до такой ситуации, что пять –
шесть часов занимался практикой утром и
два-три часа вечером. А днем читал
литературу и посещал группы и семинары.
Причем, никто меня не заставлял, никто не
давал задания, меня не подгонял уже недуг:
мне было просто интересно и радостно,
жизнь раскрывалась через практику и
общение все новыми и новыми гранями. Во
всем этом не было надрыва и напряга –
было очень интересно и чувствовался
эффект – я становился все крепче и
здоровее, устойчивее и спокойнее. В это
время появились лекции по оккультизму и
эзотерике, - это был новый аспект жизни. В
таком ритме я жил года четыре. Это был
очень яркий и счастливый период жизни, все,
что происходило, сопровождалось порывом
вдохновения и радости. Пробуждались все
более тонкие и глубокие чувства. Мир, люди,
с которыми я общался открывались во все
более ярких красках. Как будто я вышел из
спячки, с глаз спала какая-то пелена.
Появилось доверие к жизни и любовь...
Это было, наверное, общим
настроением того времени – конца
восьмидесятых – начала девяностых. Люди
выходили из подполья и начинали дышать
полной грудью. И все это еще не обрело пут
коммерции, не стало элементом массовой
культуры. Я могу привести метафору, как
тогда воспринималась жизнь: ясное,
солнечное, теплое и веселое весеннее утро,
наполненное щебетом птиц, свежим воздухом,
молодой зеленью и ароматом счастья...
Да, я забыл один интересный
эпизод, который предшествовал тому
развороту жизни, который я описал. Дело
было так: однажды вечером, возвращаясь с
группы С.В., я заглянул в почтовый ящик и
обнаружил там забавнейший буклет. На
первой странице была фотография, где на
фоне финского домика был... я! Это был,
конечно, не я, но молодой человек, похожий
на меня, как две капли воды. Под
фотографией была крупная надпись: “Твоя
жизнь может измениться!” Ну, а на второй
странице уже всякая лабуда, про наркомана,
который уверовал в Бога, стал хаживать в
баптистскую церковь и излечился. После
этого случая жизнь моя действительно
стремительно изменилась. Такие вот чудеса!
На фоне жизни, которую я сравнил
с сочной метафорой весеннего утра, что
называется, “поперли состояния”.
Первое сильнейшее переживание произошло
через несколько дней после того, как я
получил буклет про изменение жизни. Это
переживание я уже описал в первом томе, как
некий внутренний взрыв в безграничность,
взрыв счастья, ощущение себя всем миром,
самой любовью, причем, любовью
экстатической, безумной...
Очень яркой страницей того
времени была группа Димы Касьянова. Это
была группа, где изучался Транзактный
анализ, причем не в форме популярного
изложения, а в очень глубоком ракурсе,
основанном на последних достижениях этого
направления психологии. Дима тогда был
очень яркой личностью, он перевел
фундаментальную, на мой взгляд, книгу: “Современный
Транзактный Анализ” Стюарта и Джоинс,
которая совсем недавно появилась в
продаже. А тогда Дима раздавал нам
ксерокопии своего перевода. Через Димины
семинары в девяностом – девяносто
первом году прошло, наверное, несколько
сотен человек. Дима и его жена Света
приглашали французов и американцев,
которые вели профессиональные тренинги,
но и то, что проводили Дима со Светой, было
откровением. Огромное количество
диагностических схем, эффективных и
простых упражнений, - еще несколько лет
потом я усваивал эту информацию...
Потом случился конфликт с С.В., в
группе которого я занимался три года. С.В.
казался мне тогда не просто психологом, а
Учителем жизни, Мастером, человеком
совершенно необыкновенным. Он
действительно пробудил очень многих людей.
Бывшие невротики из его группы
становились жизнерадостными, творческими
и успешными во многих сферах жизни людьми.
Многие стали впоследствии психологами.
Некоторые обратились к духовному поиску...
Так вот, мы с С.В. поссорились, причем, как
мне кажется, он очень искусно
спровоцировал этот конфликт, потому что
после этого я впервые почувствовал себя
свободным. Мне не нужен был больше
психотерапевт. Я впервые тогда вкусил
чувство самостоятельности и
ответственности за свою жизнь.
Вслед за разрывом с С.В.
произошел еще один разрыв – я разошелся
с женой. А потом еще один – я перестал
работать в институте. Это было начало лета.
Я остался совершенно один, без прошлого,
без будущего, без страхов и без надежд.
Было только настоящее и оно поглощало меня
целиком. Я переживал это, как чувство
необыкновенной свободы. Я не знал, что я
буду делать осенью, и даже не хотел
задумываться об этом.
И в это время одна моя знакомая
предлагает мне поехать в Псковскую
область, чтобы погостить в “доме магов”,
то есть, среди команды кастанедовцев. Это
были не те кастанедовцы, которых
расплодилось сейчас хоть пруд-пруди под
влиянием синдрома “сидо-стрекальского
нагвализма”. Это была очень маленькая,
но очень реальная группа, руководил
которой некто Степанов.
Итак, я приехал в “дом магов”,
как заинтересованный, но отстраненный
наблюдатель. В то время из Кастанеды я
читал только отдельные отрывки, которые
ходили в виде ксерокопий (в печати
Кастанеда появится года через два). А о
Кастанеде и учении Дона Хуана я прочитал
довольно внушительный труд Степанова (опять
же, в рукописи). Со Степановым я
познакомился за полгода до этого, на каких-то
встречах в частных квартирах и тогда, при
первом знакомстве он произвел на меня
странное впечатление полупофигиста –полуневротика.
За время, проведенное в “доме магов”
это впечатление рассеялось. Я увидел очень
сильного, внимательного и осознанного
лидера, создающего для своей команды массу
неординарных ситуаций. Правда, тогда я
считал себя психологом, специалистом по
межличностным отношениям и то, что делал
Степанов, не укладывалось в мои
представления о внутренней работе.
Степанов все время провоцировал
неожиданность и конфликт. Я же был
настроен на мирное урегулирование любых
трений и не понимал его действий.
Тем не менее, было очевидно, что
Степанов являл образец энергичности,
подтянутости и включенности в любую
ситуацию. Провоцируя конфликт, сам он
занимал нейтральную позицию наблюдателя.
Вот пара случаев, обычных для
той команды. Однажды в полночь, когда все
легли спать, Степанов объявил подъем и
срочные сборы. Всем давалось десять минут,
чтобы собраться. Никто не задал ни единого
вопроса, - все мгновенно включились в сборы.
А было полнолуние, затмение и вообще какой-то
очень неблагоприятный день. Через десять
минут вся команда была уже во дворе с
рюкзаками и при велосипедах. Той ночью
Степанов повел их в глухие болотистые
места, где они и путешествовали три дня. На
мой вопрос о том, что они там делали и что
происходило, никто не ответил...
Другой подобный случай
произошел за год до того и я узнал о нем по
рассказам. Однажды днем Степанов
обзванивает всю группу и сообщает, что
через пять часов - общий сбор на Московском
вокзале, откуда они на “перекладных”
отправляются в Среднюю Азию на два-три
месяца. Как люди сумели решить в столь
короткое время вопросы с работой и в
семьях – неизвестно, но через пять часов
вся команда была в сборе и двинулась в путь.
По рассказам, в Средней Азии ребята прошли
немало испытаний. Были экстремальные
ситуации, были встречи с неожиданными и
удивительными людьми в горах, были
всевозможные измененные состояния
сознания и “места силы”.
Такая вот была группа. Сейчас
она, по-видимому, распалась, но тогда
дисциплина и решимость участников были
замечательными.
После приезда из этой псковской
деревни, я через несколько дней попал на
конференцию по йоге и духовному развитию,
которую проводил Владимир Антонов.
Антонов - тоже очень яркая фигура в
Российской Саньясе. С начала
восьмидесятых в Питере и Москве работало
множество, как их называли, Антоновских
групп. Антонов разработал систему
психофизической саморегуляции. Сам он
считался Учителем очень высокого уровня.
Большое число его последователей позднее
сами разрабатывали свои концепции, в
частности – Андрей Лапин, - довольно
известный нынче московский тантрист,
который тогда вел несколько семинаров на
конференции и считался учеником Антонова.
На конференции собралось несколько
известных в то время мистиков, в числе
которых был, например, йог Лев Тетерников.
Каждый из них проводил свои лекции и
семинары. Длилась конференция две недели.
По утрам мы занимались медитативным бегом.
Днем были лекции. Вечером проходили
практические занятия. Среди прочего, были
представлены разные подходы в йоге,
Ошевские практики, голотропное дыхание,
динамические комплексы упражнений. И вот,
на занятии, которое проводил Андрей Лапин,
меня постигла Благодать. Это был как раз
день, когда произошел так называемый “августовский
путч”, - попытка свергнуть Горбачева. А
мы как раз проходили с Лапиным Ошевские
практики. Я помню, там был “джибериш”
– практика, когда надо говорить на
тарабарском языке, а потом полностью
отпустить себя и войти в катарсическое
переживание. И я отпустил себя на полную
катушку. Впервые сорвал все защитные
механизмы, типа “как на меня посмотрят”
и буквально катался по земле, ревел и рвал
на себе волосы. А потом затих. И тут меня
“накрыло”. Причем очень неслабо.
Сколько я потом не пробовал войти в это
переживание через подобные практики –
даже близко не получалось. Дело-то тут не в
практиках... Так вот – я растворился,
стал безмятежным и безграничным
пространством, при полном присутствии
трезвого сознания. Очень мягкая
искрящаяся любовь и благодать, не
нуждающаяся в экзальтации и эйфории,
наполняла все окружающее. Я осознал –
кто я и понял, что это то, чего я искал.
Когда мы возвратились в корпус дома отдыха
и узнали, что произошел путч, - кого-то это
взбудоражило, а для меня было все едино и
все любимо, в том числе и путчисты... Какой
там путч, какая там политика, когда мир
есть любовь, когда все есть Бог и это
переживается настолько явно и реально, что
повседневность и будни по сравнению с
силой этого переживания кажутся бледными
тенями и снами. Это состояние длилось
несколько дней, а фон его продолжался еще
два-три месяца.
Приехав с конференции, я стал
искать, чем же я теперь займусь, и тут вдруг
я слышу, что объявляется набор в
специальную бесплатную группу для людей с
высшим образованием для переподготовки на
ПсихФаке. Единственный раз за всю историю
спецфакультета переподготовки на
ПсихФаке это было бесплатное обучение. Да
еще и стипендию платили. Для поступления
нужно было только пройти собеседование и
тестирование. О таком ходе событий я и не
смел мечтать, и вот оно случилось!
Я начал учиться. Волна
откровения и благодати, на которой я
въехал на ПсихФак, - она так и продолжалась.
Я сразу развил активную деятельность:
набрал группу из студентов, начал всех
обучать Транзактному Анализу и другим
методам, которые тогда не входили в курс.
Еще я упустил один момент: когда
я только приехал с конференции по йоге, я
тут же попал на маленький семинарчик по
телесным практикам. Вел его молодой
психолог из Владивостока Боря Кузнецов. То,
что он показал – это были
психофизические практики, релаксационные,
работа с телом, дыханием, медитативные
упражнения. Я остался очень доволен тем,
что попал к Боре. Именно такую практику я и
искал. После отъезда Бори, я стал искать
что-то подобное в Питере, но некоторое
время не находил. Кроме того, Боря заразил
меня неким идеалом свободного бродячего
психолога, который перемещается из города
в город, ведет семинары, - нечто
родственное бродячему монаху... Этот идеал
я решил когда-нибудь воплотить в своей
жизни и, если Бог даст, может быть и воплощу.
Идеал бродячего мистика вдохновляет меня
до сих пор.
Итак, я поступил на ПсихФак и
начал там всех будоражить – вести
разные группы, семинары. Потом, где-то уже в
декабре я собрал группу по Транзактному
Анализу и Гештальт-терапии. Это тогда было
новым веянием и набралось более двадцати
человек, со многими из которых мы потом
подружились, ходили вместе в походы,
организовывали какие-то совместные
проекты...
В то время у меня сложилась
довольно большая частная практика. И я
очень тщательно поначалу подходил к
индивидуальному консультированию. Во-первых,
я вел большое количество всяких дневников,
где отмечал свои погрешности и
особенности состояния. Во-вторых, каждому
сеансу в начале своей деятельности я
уделял около десяти часов. Что это значит:
два часа длился собственно сеанс с
пациентом, который записывался на
магнитофон. Потом я переписывал
содержание сеанса в тетрадь и производил
всесторонний анализ и своих действий и
того, что происходило с пациентом. Потом я
анализировал состояние пациента с точки
зрения разных терапевтических подходов,
языков и диагностических схем, добиваясь
видения ситуации со всех сторон. И затем
строил план возможной работы на следующем
сеансе и далее, на перспективу и подбирал
ряд домашних заданий для пациента. У меня
до сих пор хранится большая тетрадь в
девяносто шесть листов, полностью
исписанная по результатам работы с одной
пациенткой, с которой я провел пять
сеансов, добившись хорошего эффекта.
Здесь уместно добавить, что
добиваясь в ряде случаев неплохих
результатов, я стал заносчив, начал
закрывать глаза на свои ошибки, уверовав в
свою непогрешимость и совершенство –
были такие периоды. Потом глаза
открывались и я вынужден был признать, что
я отнюдь не самый лучший из консультантов
и очень многого не осознаю и не понимаю.
Так что, бывали периоды “крутости” и
бывали периоды честности.
Следующей очень мощной вехой
была поездка в Москву. В период обучения на
ПсихФаке я ходил на всевозможные семинары
и лекции по разным видам терапии. Тогда же
впервые познакомился с Алексеем Вовком и
попал на его семинар. Потом было что-то по
НЛП, по групповому анализу, по гештальт-терапии...
И еженедельно проводились лекции в
ассоциации психологов-психотерапевтов,
где обычно выступал кто-нибудь из ярких
специалистов. И вот, в середине января,
после одной из лекций в Ассоциации некто
Жора П. пригласил желающих на конференцию
по гештальт-терапии в Москве. Я не
раздумывая поехал. Это оказалось как раз
тем, что мне было нужно. Первое, что там
произошло, был семинар Владимира
Баскакова по телесной терапии. Это здорово
смыкалось с тем, что я получил от Бори
Кузнецова, так что я даже стал подумывать о
том, чтобы еженедельно ездить в Москву и
учиться у Баскакова (но до этого, по
причинам, которые станут ясны далее, дело
не дошло). А на следующий день был очень
интересный семинар, который вел Борис
Новодержкин, который учился гештальт-терапии
в Германии. Семинар Бориса назывался “Маленькая
группа исполнения желаний”. Его работа
меня поразила и вдохновила. Борис вел себя
тогда совершенно неожиданным для меня
образом и в необычном стиле. И этот образ
ведения и его стиль оказались необычайно
эффективны. Он нагнетал напряжение, потом
кто-то из группы выходил на” “горячий
стул” и выражал свое желание, - Борис
долго его мурыжил, делая вид, что никак не
понимает о чем речь и когда возникал накал
страстей, неожиданно производил точное
действие и у человека происходило
внезапное озарение.
То, что еще потрясло меня на
конференции - был видеофильм с записью
работы Фрица Перлса – основателя
гештальт-терапии. Его состояние
вдохновило сразу же. На вид старый,
постоянно курящий человек с хриплым
голосом, - он делал чудеса. Небольшая
группа сидела вокруг него, а он говорил
каждому буквально несколько фраз. Но фразы
были столь точны, что уже через несколько
минут кто плакал, кто смеялся, кто сидел в
состоянии безмолвного откровения. Все
пришло в движение. Запустилась, зажглась,
заиграла на разные лады Жизнь. Разом
исчезли невротические маски и проявились
живые человеческие лица...
Совершенно окрыленный я приехал
в Питер, осознавая, что я нашел свой стиль,
отличающийся и от Новодержкина и от Перлза
и от Баскакова, но каждый из них очень
много мне дал, несмотря на короткое время
конференции. Тут же качественно
изменилась работа в группе, которую я вел.
А еще появился семинар “Магический
Театр Исполнения Желаний”. Идея и
замысел этого семинара родились, с одной
стороны, после московской конференции, а с
другой стороны, после прочтения романа
Германа Гессе “Степной волк”. Кроме
того, что “Степной волк” потряс меня
до глубины души, там была описана модель
Магического Театра, которую я положил в
основу семинара. Это, прежде всего,
метафора личности, как набора шахматных
фигурок – субличностей, из которых
можно строить разные комбинации и
композиции. “Умение строить из своих
фигур разнообразные комбинации – это и
есть Искусство Жить” – говорит герой
Германа Гессе.
Магический Театр я провожу уже
девять лет. За эти годы он неузнаваемо
менялся, преображался, насыщался Духом и
сейчас я воспринимаю его, как
действительно Магический и действительно
Театр – пространство, где участники
могут стать режиссерами, актерами и
зрителями мистерии своей судьбы...
А тогда, в феврале девяносто
второго года на один из первых Магических
Театров пришли двое ребят, со знакомства с
которыми началась для меня совсем иная
жизнь. Это были Раф и Женя. С Рафом
получилась очень красивая и сильная
работа, - он был потрясен, у него произошло
какое-то озарение. Так мы познакомились, а
потом и подружились. Появились какие-то
совместные творческие планы. Раф
рассказал мне, что есть группа
психофизической регуляции, которую ведут
очень интересные люди и пригласил туда.
Так я попал в Школу, а потом
познакомился со своим Учителем... Мне
повезло в том, что я сразу стал общаться с
Учителем, без посредников. Фактически все
консультации я брал у него и все
возникающие вопросы решал с ним. Общение с
Учителем было очень плотным и насыщенным.
Чем дальше, тем больше вопросов у меня
появлялось...
Я не буду описывать Школьный
период. (Кто знает, может быть когда-нибудь
я решусь его описать, ведь то, что пережито
в Школе – грандиозно, я не встречал в
мировой литературе ничего похожего). За
эти девять лет я очень многому научился и,
в то же время, все больше и больше сознавал,
сколь мало я знаю и умею и какой масштаб
остается неосвоенным.
Нет смысла рассказывать о том,
что невозможно описать даже в многотомном
труде. Поэтому скажу только общие слова.
Девять лет в Школе были наполнены огромной
гаммой событий, переживаний, откровений,
метаний, конфликтов, пиковых переживаний
самой разной окраски. Я не сожалею ни об
одной минуте за эти годы, несмотря на то,
что были тяжелейшие для меня минуты, дни и
даже месяцы. Были удивительные взлеты,
периоды колоссального вдохновения. Было
прикосновение к Неописуемому. Было
настоящее, глубокое, искреннее общение.
Я могу сказать о своем
восхищении жизнью и работой Учителя. Я
видел многих Мастеров и со многими общался.
Но ни среди российских мистиков, ни среди
приезжих я не встречал столь глубокого,
светлого Мастера. Нигде не встречал я и
методологии, подобной Школьной, даже
близкой по масштабу и детализации.
Я очень хотел стать Мастером
Школы. С самого начала я мечтал об этом. Это
было продолжением моих амбиций, о которых
я уже говорил. Я очень рвался в Мастера. Не
только, конечно, по названию, но и по
качеству работы и жизни. И я стал Мастером
Школы, хотя считаю, что это аванс. Я
действительно много знаю, умею и могу, я
стал доверять Судьбе, начал слышать голос
интуиции.
Но в Школе я все время оставался
еретиком. Хотя во многом я впитал в себя
методологию и идею Школы, а многое
творчески переработал и внес некоторый
вклад в Школьные технологии, язык и методы
работы, тем не менее, я чувствую, что мой
путь отходит от Школы. Долгое время я сидел
на двух стульях и несколько месяцев назад
понял, что невозможно дальше обманывать и
себя и Школу. Проявился ряд глубоких
внутренних конфликтов. Осознание природы
этих конфликтов стало окончательным
поводом к своему собственному
рискованному шагу. Поводом признаться в
том, что тот путь, которым я хочу идти к
себе уже не совпадает с тем, что предлагает
Школа. Наши дороги расходятся, - фактически
они уже разошлись. Сохраняя в сердце
глубокую благодарность, я делаю шаг в
сторону, шаг к себе настоящему... Хочу
остаться другом, а не учеником.
Говоря об этом, я чувствую
глубокую печаль. Это печаль расставания с
людьми, которых я люблю. Люблю, но у нас
разные дороги и расставание неизбежно...
На мой взгляд Школа может стать
необходимым этапом в жизни ищущего
человека. Школа дает методологию,
технологию и мощный импульс к дальнейшему
движению, если человек очень интенсивно, и
не на один год включится в Школьную работу.
Что касается реализации... Я не стал бы
делать однозначные выводы. Это вообще тема
крайне непростая. Возможны варианты...
Догадываюсь, что мне теперь
будет очень сложно. Долго я был зависим от
старших, в детстве и юности – от
родителей и других авторитетов, последние
годы - от Учителя. И именно осознание того,
что Учитель стал заменять мне Бога,
послужило окончательным мотивом ухода.
Теперь у меня нет посредников, и моя задача
самостоятельно откликаться на зов своей
Судьбы и следовать ей. Я знаю, что хочу
продолжать Искать и продолжать следовать
своей Судьбе. Для этого мне придется
максимально мобилизоваться и быть как
никогда ранее осознанным, чтобы тот
импульс который я получил в детстве,
юности и в Школе развить и реализовать...
Я не Учитель и не собираюсь
организовывать какую-то свою Школу. Я –
консультант и то, на чем я сейчас
сосредоточен это создание лаборатории
системного консультирования. Я буду
проводить учебные семинары. Очень большое
поле деятельности впереди – то, в чем я
чувствую свое предназначение. Это
интеграция того опыта, который я получил,
взаимодействуя с Учителем и опыта, который
я приобрел, как психолог. Результатом
такой интеграции будет новое качество
работы с собой и с другими людьми. Это для
меня один из аспектов Пути реализации...
Я привел какие-то маленькие
сюжеты своей судьбы, как пример. Я думаю,
что взлеты и падения, честность и амбиции,
смирение и сомнения, моменты выбора и
многое другое неизбежны в судьбе каждого
человека, который посвящает себя поискам
Истины. Выбор может быть сделан в разную
сторону, но сама эта ситуация наступает
неизбежно. Я уважаю людей – чей выбор
действительно полностью сдаться Учителю,
потерять себя. Я этого не сделал. Но я
уважаю и свой выбор, а также выбор тех, кто
решает идти сам. И то и другое непросто в
равной степени. И то и другое не дает
никаких гарантий. И еще мне кажется, что
как раз сейчас, в период смены столетий,
смены эпох, подобный выбор остро
почувствуют многие. Именно поэтому я так
подробно описал пример того, что
происходило и происходит со мной...
Что вдохновляет меня теперь?
Прежде всего, это поиск той системы
отсчета, с которой можно соотносить свою
жизнь и работу. Прежний этап жизни, кроме
значительных изменений и роста, породил и
свою мифологию. Очень много вещей, которые
остались на уровне непрожитых верований и
ограничивающих убеждений. Сейчас, когда
выбор сделан, большие пласты этой
мифологии, этих верований и убеждений
стали отшелушиваться и осознаваться.
Таким образом, в моем мировоззрении
обнаружилось очень много белых пятен,
незаполненных никаким опытом.
Соответственно, задача, которая актуальна
и первостепенна, - это обращение к
реальному опыту, к тем сферам жизни,
которых я ранее пугался или избегал, к тому,
что казалось заведомо известно, но не
прожито. Очень многому предстоит учиться и,
самое главное, хочется учиться. Это то, что
касается внутренней работы...
Если говорить о какой-то внешней
реализации, то в этом отношении предстоит
тоже внушительный масштаб работы и
интересные перспективы. Я уже говорил, что
собираюсь с коллегами и единомышленниками
создать лабораторию системного
консультирования. С каждым днем все
происходящее буквально ведет меня к этому.
Появляются новые интересные контакты,
всплывают старые... А то, что задумано и что
хочется воплотить... Сейчас в поле моего
внимания возникает все больше очень
трезвых, грамотных, неравнодушных людей
– профессионалов и тех, кто хочет стать
профессионалом. В творческих планах, над
которыми мы вместе с ними сейчас работаем,
появляются идеи создать не просто
очередную коммерческую или
психологическую структуру, а нечто более
масштабное: это гибкие коллективы
специалистов, которые могут
материализовываться в виде отдельных фирм,
муниципальных структур, временных
творческих команд, - коллективы, которых
сплачивает не какая-то идеология, а
искреннее желание служить людям,
объединив свои усилия и очень точно
осознавая где эти усилия необходимо
приложить. Я несколько туманно выражаюсь,
поэтому сошлюсь на фрагмент одной из моих
статей, где эта идея выражена в наиболее
кристаллизованном виде:
“...еще несколько слов,
касающихся уже упоминавшегося в нашей
статье трансперсонального взгляда на
ситуацию. Трудно не увидеть, что мы живем в
умирающем, пораженном метастазами
фальшивых идеалов и ценностей социуме.
Ситуация, если смотреть с этой точки
зрения, — практически безнадежна. Но
стоит появиться в нескольких местах (по
территориальному и другим принципам)
десятку–другому команд из очень
крепких и трезвых людей, устойчиво–безупречно
реализующих живые, по-настоящему
человеческие идеалы и ценности, (это могут
быть совсем немногочисленные команды —
буквально из нескольких человек — такая
маленькая команда может быть устойчивее
от поражающего воздействия доминирующих в
социуме фальшивых идеалов), как, согласно
Принципу Доминанты, вокруг этих команд
могут возникнуть новые “центры
кристаллизации”, способные оживить,
наполнить жизнеутверждающими ценностями
и умирающий социальный организм, и
конкретных людей”.
А в завершении я хочу рассказать
одну очень простую историю, которая мне
вспомнилась:
Дело было в марте прошлого года.
Я лежал в больнице, куда попал с острым
гнойным аппендицитом. И вот, на следующий
день после операции я проснулся
достаточно рано – часов в семь утра. За
окном палаты было чистое весеннее
рассветное небо. Сильнейшая боль в животе
обострялась до предела при малейшем
движении. Накануне вечером умер сосед по
палате. Рядом ворочался и хрипел в жару
другой сосед. Старичок в углу не спал и
перебирая бледными руками одеяло, смотрел
неподвижным взглядом в потолок – дела
его были очень плохи и он знал это. С другой
стороны громко стонал и плакал Миша –
сорокалетний мужик, которому ночью отняли
обе ноги... Я тихонько включил
радиоприемник, откуда зазвучала песня:
“Ты проснешься на рассвете, мы с тобою
вместе встретим день рождения зари. Как
прекрасен этот мир – посмотри!...” В
окно заглянуло солнце. Вошла сестра и
открыла форточку: вместе с потоком свежего
воздуха в палату ворвалось пение птиц и
звуки капели... “...Как прекрасен этот мир
– посмотри!..” И он действительно
прекрасен, что бы там ни было!...
Вот – это вместо пожелания...
“Помолчим друзья,
помолчим,
Здесь – у самого порога
Нас рассудит теперь дорога...”
(из песни) |
[ начало
страницы ] [ Оглавление
II тома ]
[ Стихи ] [ Предисловие ] [ Олег Бахтияров ] [ Виктор Бойко ] [ Михаил Ельцин ] [ Александр Воронов ] [ Александр Марьяненко ] [ Александр Губин ] [ Андрей Минченков ] [ Послесловие ]